Вспомнив об очереди на череп, Миша отошел от стола и вместе с кружкой укрылся за бастионом атласов по анатомии, откуда моментально понеслось бормотание:

– Форамен овале… форамен лацерум… о, блин, а это еще что?

Витя понял, что его очередь наступит не скоро.

– Гроб, я спать. Разбудишь, когда наиграешься.

Но не успел он снять форму, как в комнату заглянул незнакомый парень, судя по нашивкам, третьекурсник.

– Сотников? Спустись на вахту, к тебе пришли.

– Кто? – изумился Витя.

Из-за книжной горы высунулась Мишкина рыжая голова, Грабовский оторвался от тетрадей. Чтобы дежурный по КПП лично поднялся за сопливым первокурсником… Не иначе, по Витину душу явился сам министр обороны!

– Иди, узнаешь, – отрезал третьекурсник и исчез.

К Вите никто не мог прийти! Наверное, ошибка, мало ли Сотниковых на свете?

В холле стояла Аня.

У Вити моментально пересохло во рту, и он остановился на последней ступеньке: проверил пряжку ремня, пригладил волосы, забыв, что теперь носит ежик.

Она скользнула по нему взглядом, не узнала, нахмурилась.

– Аня… – еле выдавил он.

– Виктор! – Ее лицо просияло, она быстро подошла.

Он стоял и смотрел, какая она красивая, какая ладная у нее фигурка и легкие движения.

– Вот, заехала вас навестить.

– Спасибо.

Они стояли у лестницы, прямо на дороге, и курсанты, обходя, с интересом разглядывали их. От восторга Сотников ничего не соображал. Кончилось тем, что Аня сама взяла его за рукав и отвела в сторонку – к окну.

– Я ужасно рада, что у вас все так замечательно сложилось! – Аня говорила так же быстро, как в тот раз, когда она сидела у него на больничной койке, а он собирался прощаться с жизнью. – Мне профессор Колдунов про вас рассказывал, и Агриппина Максимовна тоже. Наверное, учиться в академии очень сложно, да? Я бы ни за что не смогла. Но Ян Александрович считает, вы очень умный. У меня тоже сейчас ответственный год, последний класс, папа говорит, надо напрячься перед экзаменами, а мне никак не собраться.

Витя стоял и чувствовал, как рот против его воли расползается в идиотскую улыбку до ушей. Собеседник из него был никакой, и Аня, похоже, это понимала. Рассказав о себе, она стала задавать Вите самые простые вопросы.

– Как вы себя теперь чувствуете? Хорошо?

Витя кивнул.

– А вам увольнительные на целый день дают?

Новый кивок.

– Вы сможете приехать к нам? Мы выходные за городом проводим, у нас там дом.

Витя подумал, что ослышался.

– Что вы сказали, Аня?

– Приехать к нам. Можете?

Он снова кивнул.

– Я сейчас нарисую, как найти. Ручка и бумажка у вас есть?

Сотников рванулся к окошку КПП и потребовал канцелярские принадлежности таким голосом, будто от этого зависела жизнь всех обитателей Земли.

Покрутив пальцем у виска, дежурный оторвал клочок от амбарной книги и протянул ручку, привязанную к столу длинным шнурком.

Но Аню не смутило столь убогое снаряжение.

– Можно ехать на электричке, но можно и на маршрутке от Озерков, – говорила она. – Увидите высокие флаги – это наш поселок. Пройдете красный кирпичный забор, и сразу сворачивайте направо. Вот наш телефон. Я вам еще и мой мобильный запишу. Когда соберетесь, позвоните. Все, Виктор, мне надо идти, меня шофер ждет.

Он даже не сообразил, что может проводить ее до машины…

Вернувшись в свою комнату, Сотников, не раздеваясь, рухнул на кровать и, закинув ноги на спинку, предался напряженным размышлениям.

«Когда соберетесь»! А когда он соберется? Увольнительную ему, как хорошо успевающему и дисциплинированному курсанту, дадут хоть в ближайшие выходные. Но не будет ли это наглостью – явиться так скоро? Вряд ли Аня приехала потому, что сильно по нему соскучилась. Наверное, она просто его пожалела… И если он явится по первому зову, папа с дочкой переглянутся и решат, что он просто обнаглел. Пожалуй, он может откликнуться на приглашение через месяц.

Да, через месяц, не раньше.

С нового года Лада решила окончательно уволиться из больницы – работа в клинике Розенберга была ответственной и хлопотной, занимала много времени, и полставки дежурного реаниматолога, которые она сохранила за собой «для души», стали для нее ненужной повинностью. Просто ей было стыдно превращаться из практикующего врача в администратора.

«Стыдно перед кем? – спрашивала она себя теперь. – Кому вообще интересна твоя жизнь? Какой смысл красоваться перед самой собой, если ты знаешь, что всем на свете на тебя наплевать?»

Она дорабатывала в больнице последние недели.

Услышав треньканье древнего телефона, Лада сняла трубку.

Звонили из приемного, просили принять больную в алкогольной коме.

Лада хмыкнула:

– Что, с утра пораньше? Да положите в уголок на холодок, человек проспится и домой пойдет. Какая реанимация, в самом-то деле? Ну кладем мы алкашей, но ведь ничего с ними не делаем, зато санобработка столько сил отнимает!

– Эта вроде приличная женщина. Одета хорошо.

– А вы черепно-мозговую травму исключили? А то бывает, пьяный-пьяный, а на вскрытии – огромная гематома.

В трубке помолчали. Ясно, что доктор настроился сбагрить пациентку в реанимацию. Лада покосилась на пустые койки. Если доктор вредный, может пожаловаться начмеду на реаниматолога, который отказывает при наличии свободных мест.

– Хорошо, – сдалась она.

Женщина действительно была прилично одета, но опытного врача это не могло ввести в заблуждение. Одутловатое, рыхлое лицо, подсушенные ноги и усиленный рисунок вен на животе говорили о том, что эта молодая женщина пьет давно и сильно.

Лада пролистнула тоненькую историю. Подобрали на улице, но на титульном листе стоят имя и фамилия, значит, при документах. Интересно, сколько она провалялась, прежде чем граждане вызвали «скорую»? Так, невропатолог смотрел, очаговой симптоматики нет. Впрочем, от дамы такой выхлоп, что никакая травма головы ей не страшна. Клетки мозга в глубоком ступоре.

Лада сделала обычные для алкогольной интоксикации назначения и, убедившись, что другие больные стабильны, отправилась в ординаторскую – просматривать счета розенберговской клиники. Это занятие требовало сосредоточенности, и она не заметила, как подошло время обеда.

Но только она налила себе суп, отрезала кусок хлеба и поднесла ложку ко рту, как позвонила сестра: явился родственник новой больной и желает говорить с врачом. Представив себе такого же пропитого персонажа, Лада решила проявить твердость и сначала пообедать.